Драматическая история театра Кабуки

Считается, что история театра Кабуки начинается с танцев кабуки-одори

, которые в 1603 году исполняла танцовщица Идзумо-но Окуни. За прошедшие более чем 400 лет существования Кабуки история театральных помещений, где играли пьесы, была богата на перемены. Выставка «Кабуки: театры эпохи Эдо», проходившая с 6 февраля по 31 марта 2013 года в Музее искусств Сантори (Токио, Роппонги), была посвящена истории театрального пространства. На выставке были представлены картины, изображающие театры и актёров, планы театров и всё то, что отражало изменения, происходившие с театром Кабуки — излюбленным развлечением горожан.

Фрагмент живописного свитка начала XVII века, изображающий представление Идзумо-но Окуни (музей Ямато Бункакан; использование изображения без разрешения правообладателя запрещено)

Сарувака-дза, первый театр Кабуки

В декабре 2012 г. в возрасте всего 57 лет умер актёр Накамура Кандзабуро XVIII. Первым актёром этой династии был Сарувака (Накамура) Кандзабуро, который в 1624 г. основал театр Сарувака-дза. Перебравшись из Киото в Эдо, он получил у городской администрации разрешение на постройку театра — так первый театр кабуки появился в районе Накабаси, который в эпоху Эдо находился между нынешними районами Нихомбаси и Кёбаси.

При театре Сарувака-дза была башня, на которой били в барабан, созывая зрителей на представление. В то же время в замке Эдо барабанным боем оповещали самураев о необходимости собраться в замке, поэтому, во избежание путаницы, театр в итоге решили перенести в Сакаимати, где сейчас расположен район Нингётё.

В отличие от нынешних зрителей, жители Эдо во время представлений вели себя довольно свободно. Судя по популярным в то время гравюрам уки-э

(вид укиё-э, где пространство изображено в перспективе), зрители в театрах ели, пили сакэ, разговаривали — в общем, занимались своими делами. То есть в театры ходили не столько затем, чтобы насладиться зрелищем; это было скорее развлечение наподобие туризма. Зачастую представления в театрах шли с утра и до захода солнца.

Гравюра уки-э художника Утагава Тоёхару, изображающая представление в Эдо в ноябре 6 года Мэйва (1769) (Музей изобразительных искусств преф. Нара; использование изображения без разрешения правообладателя запрещено)

Из-за того, что представления продолжались весь день, появилось обыкновение покупать в театре бэнто

— обед в коробочке. Ели обычно в антракте, когда занавес (яп.
маку
) был опущен, так эти обеды стали называться
маку-но ути
, то есть «пока занавес опущен». История бэнто тесно связана с Кабуки. Один из традиционных наборов суси, который называется
сукэроку-дзуси
, популярен и сейчас; он состоит из
инари-дзуси
(или
абураагэ
— жаренный во фритюре мешочек из соевого творога
тофу
с рисовой начинкой) и
макидзуси
(рулет из риса с начинкой, завёрнутый в сушёные водоросли
нори
). Название его связано с пьесой театра Кабуки «Сукэроку», где любимую женщину главного героя пьесы звали Агэмаки, и части её имени созвучны с названиями этих двух разновидностей суси. Сама же пьеса Сукэроку входит в «восемнадцать лучших пьес», в которых традиционно играли актёры династии Итикава.

Этимология слова «кабуки»

Слово «кабуки» произошло от широко распространённого глагола «кабуку», буквально означавшего «отклоняться». Впоследствии слово «кабуки» стало обозначаться китайскими иероглифами, а «кабуку» постепенно вышло из употребления[2].

Слово «кабуки» в его оригинальном написании на японском языке состоит из трёх иероглифов — 歌舞伎, где символы 歌舞 (кабу

) обозначают словосочетание «песня и танец», а символ 伎 (
ки
) — «мастерство». В начале XVII века в качестве омонимов для
ки
использовались иероглифы «квалифицированная женщина» и «игра». Такая комбинация символов даёт описание драмы, которая в то время представляла собой представления, состоявшие из танцев, песен и скетчей с драматической составляющей[3].

В современном японском языке слово «кабуки» используется только в одном значении: для обозначения популярной формы драмы[3]. В современном русском языке слово «кабуки» является неизменяемым несклоняемым существительным мужского и женского родов.

Эпоха Гэнроку: как Итикава Дандзюро спас театр Кабуки

Гравюра авторства Утагава Кунисады, изображающая актёра Итикава Дандзюро (1812 г., Музей изобразительных искусств г. Тиба; использование изображения без разрешения правообладателя запрещено)

В эпоху Гэнроку (1688-1704), которая считается временем наивысшего расцвета культуры и искусства периода Эдо (1603-1868), процветал и Кабуки — только в Эдо существовало четыре театра. Помимо Сарувака-дза в Сакаимати, были Итимура-дза в Фукиямати (совр. Нингётё), Морита-дза и Ямамура-дза в Кобикитё (квартал, где находится современный театр Кабуки-дза). До постройки в период Мэйдзи Кабуки-дза крупнейшим и наиболее процветающим был театр Морита-дза.

В 1714 году из-за происшествия, получившего название «инцидент Эдзимы и Икусимы», существование Кабуки подверглось большой опасности. Эдзима была высокопоставленной дамой в Ооку, женской части замка Эдо. По поручению своей госпожи Гэкко-ин, матери пятилетнего правящего сёгуна Иэцугу (1709-1716), Эдзима совершила паломничество в храмы Канъэйдзи и Дзодзёдзи, а потом посетила представление в театре Ямамура-дза. После представления она пригласила актёра Икусима Сингоро и других в чайный домик на банкет и за развлечениями пропустила время закрытия ворот в замке Эдо. Её проступок был использован в политической борьбе и стал важным эпизодом борьбы за власть в сёгунском правительстве. Эдзиму отправили в княжество Такато, Икусиму сослали на остров Миякэдзима, а театр Ямамура-дза расформировали. Всего подверглось наказанию более тысячи человек, и масштабы происшествия вышли далеко за рамки театра Кабуки.

Спас театр от уничтожения актёр Итикава Дандзюро II. Он сделал всё, чтобы сохранить оставшиеся три театра — упростил интерьер, отменил вечерние представления. Итикава Дандзюро I создал динамичный жанр арагото

, занявший важное место в репертуаре Кабуки, а Итикава Дандзюро II спас театр в трудную минуту, поэтому их уважительно называют «отцами-основателями» Кабуки.

Материал взят из книги «Японский театр» автор: Григорий Чхартишвили На протяжении 17 века возникли мещанская литература и мещанская живопись, однако первым появился мещанский театр, самое простое и доступное из массовых видов искусства, всегда пользовавшееся особой любовью народа. Изысканный Но для горожан был слишком сложен, да и на представления попасть могли немногие.

Раз простолюдинов не пускали в театр аристократический, они обзавелись собственным, плебейским, и даже не одним, а двумя – Кабуки и Бунраку. Первый – театр актёрский, второй – кукольный. Их принято рассматривать вместе, так как Кабуки и Бунраку чаще всего используют одни и те же пьесы, приспособленные к специфике жанра. Лучшие драмы Кабуки первоначально были написаны для театра марионеток, да и Бунраку охотно обогощал свой репертуар пьесами, предназначенными для актёрской игры. Разница лишь в том, что в Бунраку текст произносит специальный чтец гидаю, а в Кабуки – сами персонажи.

Но сейчас мы остановимся только на одном – Кабуки. Время возникновения Кабуки известно с точностью до года. Как это ни парадоксально, театр, славящийся тем, что в нём нет места женщинам, ведёт свою родословную именно от женщины. В 1603 году (это год, когда завершилось объединение Японии и Иэясу стал первым сёгуном династии Токугава) синтоистская жрица и прославленная исполнительница религиозных танцев О-Куни приехала на гастроли в Киото. Наряд её был вызывающе ярок, движения дерзки и даже непристойны. Заинтригованная публика назвала это представление словом кабуки, которое в ту эпоху обозначало всё необычное, экстравагантное. Впоследствии для имени театра было подобрано омонимическое написание иероглифами ка (песня);, бу (танец); и ки (мастерство). Таким образом, буквальный перевод – «Мастерство пения и танца».

Развивая успех, О-Куни набрала труппу из миловидных и бойких девушек, которые стали выступать с песнями, танцами и комическими сценками, часто эротического содержания. В стране, где наконец-то установился долгожданный мир, жажда развлечений была поистине неутолима, и театр О-Куни (О-Куни-кабуки) был у всех на устах. Девушки совмещали выступления на сцене с торговлей телом, и оба эти занятия отлично дополняли друг друга. Предприимчивые содержатели публичных домов сразу же оценили выгодность такого совместительства и стали создавать собственные труппы. На протяжении четверти века эти представления (они получили название юдзё-кабуки, «Кабуки куртизанок») были необычайно популярны. Затем правительство, борясь с безнравственностью, запретило женщинам выступать на сцене. Получилось ещё хуже.

Интерес публики к лёгкому театру развился до такой степени, что жадные до барышей антрепренёры решили заменить актрис красивыми женоподобными юношами, и среди горожан началась настоящая эпидемия гомосексуализма, прежде бытовавшего преимущественно в среде дворян и духовенства. Кабуки этого периода называли вакасю-кабуки («Кабуки юношей») – именно отсюда ведёт своё начало знаменитая традиция оннагата, актёров, специализирующихся на женских ролях. В 1652 году специальным указом юношам запретили выступать в Кабуки, но театр уже прочно стоял на ногах и легко перенёс новый удар. Сегодняшним зрителям, воспринимающим Кабуки как театр стилизованный и уж никак не реалистичный, трудно представить, что некогда он считался символом демократичности и жизненной правды.

Это было живое, подвижное, чувственное, а главное земное искусство – в противоположность небесному Но. Демократичный, независимый Кабуки постоянно подвергался гонениям со стороны правительства, ведь твёрдая власть терпеть не может свободного проявления чувств, видя в этом опасный симптом бесконтрольности и покушение на устои. Зато низшие сословия жестко структурированного токугавского общества, для которых мещанский театр был главным зрелищем и чуть не единственной эмоциональной отдушиной, любили Кабуки и Бунраку (театр кукол) всей душой и готовы были платить за вход немалые для бедного человека деньги. Двести лет между Кабуки и сёгунатом шла непрекращающаяся борьба. Совсем закрыть театр правительство не решалось, боясь вызвать беспорядки, но притеснениям и мелочным придиркам не было конца.

В Эдо (сейчас Токио) все театры должны были тесниться в одном квартале, превратившемся в своеобразное актёрское гетто. Дело в том, что ремесло лицедея считалось презренным, актёрам запрещалось носить обычную одежду, запрещалось покидать пределы театрального квартала. В результате район Асакуса, где сосредоточились все эдоские театры, превратился в нервный центр столичной жизни. Появились так называемые сибайдзяя («театральные чайные дома»), прообраз театральных кофе, где можно было встретиться перед спектаклем, попировать после его окончания, обсудить последние новости, назначить свидание и т.д. В предельно регламентированном иерархическом обществе театральный район был островком свободы, где сословные различия не имели значения.

Изначально пьесы Кабуки проходили на улице, на сцене открытой с трёх сторон, но постепенно действо перенеслось в помещение. Актёры Кабуки находились в центре внимания и пользовались не меньшей популярностью, чем в 20 веке голливудские звёзды.

О них ходили многочисленные сплетни и легенды, каждое появление любимца на публике немедленно собирало толпу. Немало поклонников у мещанского театра было и среди самураев. Мужчины благородного звания проникали на спектакли без труда – достаточно было переодеться; при разоблачении нарушителю грозили серьёзные неприятности, но это мало кого останавливало. Труднее приходилось дамам, которые были вынуждены обожать знаменитые актёров заочно. Они прибегали к невероятным ухищрениям, чтобы хоть краешком глаза увидеть на улице, из паланкина, прославленного Итикаву Дандзюро Первого или его соперника Сакату Тодзюро.

Разумеется, не обходилось и без мелодраматических историй, которые волновали воображение публики и на протяжении десятилетий обрастали всё новыми подробностями. В 1714 году кумир зрителей Икусима Сингоро за любовную связь с высокородной дамой был оправлен в двадцатилетнюю ссылку. Театр снесли, актёров выгнали из столицы, выслали и саму даму, а её старшего брата, не уследившего за грешницей, даже предали смерти.

Официально находясь на низшей (если не считать касты неприкасаемых) ступени общества, ведущие актёры Кабуки были самыми знаменитыми людьми своего времени, купались в деньгах и частенько поражали публику своими экстравагантными выходками. Поскольку звание ведущего актёра в сочетании с именем и фамилией передавалось по наследству, со временем в Кабуки образовалась своеобразная родовая аристократия, именовавшая себя на королевский манер – с порядковым номером, например, Морита Канъя Тринадцатый или Накамура Кандзабуро Семнадцатый (правда, в Японии широко применялась практика усыновления, так что преемственность не всегда была кровной).

С начала 18 века существует две столицы Кабуки – Эдо (Токио) и Осака-Киото. В Эдо значительную часть населения составляло служилое сословие, поэтому эдосцы отдавали предпочтение самурайской драме с поединками и сражениями. Особой любовью пользовались герои-супермены, стиль их игры назывался арагато («резкий, грубый стиль»). В районе Осака-Киото, где аудитория сплошь состояла из торговцев и ремесленников, тон задавали любители сентиментальной мелодрамы про сильные чувства, роковую любовь и преступления на почве страсти. В чести были актёры изящно-романтического стиля, получившего название вагото («мирный стиль»). Осакский Кабуки был более реалистичным, эдоский – более красочным и эффектным.

Правительство уже не могло противостоять притягательной силе массового театра, пользовавшегося всеобщей любовью. К концу 18 столетия гонения на Кабуки почти прекращаются и театр достигает своего расцвета. Последние сто лет перед отменой изоляционистского курса (Япония возобновила контакты с внешним миром в 1853 г.) Кабуки безраздельно царствует в умах и сердцах населения.

Сёгуны приглашают актёров в свой замок, щедро награждают их за игру. В этот период театр почивает на лаврах и как бы застывает в развитии, погружается в рутину. Резкое изменение всего уклада общественной жизни, произошедшее в результате вестернизации и социальной революции середины 19 столетия, разрывает живую связь традиционным театром и аудиторией. Кабуки начинает восприниматься как анахронизм, драматургов и зрителей тянет к новому, свежему, непривычному. Начинается повальное увлечение западными театральными формами.

Кабуки пытается приспособиться к новым веяниям. Театральные здания перестраиваются на европейский манер, в зале появляются стулья и газовые фонари. В 1887 году спектакль Кабуки посещают император и императрица, что поднимает престиж этого некогда плебейского зрелища на небывалую высоту.

Попытку трансформировать Кабуки, предпринятую в конце прошлого века, обычно связывают с именами владельца театра «Морита-дза» Моритой Канъя Двенадцатым (1845-1897), владельцем театра «Мэйдзи-дза» Итикавой Садандзи Первым (1842-1904), актёрами Итикавой Дандзюро Девятым (1838-1903) и Оноэ Кикугоро Пятым (1844-1903).

Эти театральные деятели обновили репертуар, постарались сделать действие максимально реалистичным, даже ставили спектакли на социальную тематику, столь модную на рубеже веков. По печальному стечению обстоятельств все четверо реформаторов почти одновременно ушли из жизни, и их дело осталось незавершённым.

В двадцатые годы Кабуки попал в сферу влияния гиганта зрелищной индустрии концерна «Сётику», лишившего труппы былой независимости, но зато помогшего театру выжить и встать на ноги после страшного землетрясения 1923 года, когда весь Токио превратился в развалины. Кабуки переживал кризис – и финансовый, и репертуарный, и исполнительский.

В строгом соблюдении актёрской преемственности есть и своя негативная сторона. Великое дарование не может ровно осенять подряд десять или пятнадцать поколений одной фамилии, поэтому нередко получалось, что ведущие роли доставались не самым талантливым, а самым родовитым, и актёру в первом поколении, пусть даже и очень способному, пробиться на верх в Кабуки было очень трудно – он мог на всю жизнь застрять в роли «задних ног лошади» (лошадь в Кабуки традиционно изображают два статиста, причём делают это виртуозно. В театре возникла серьёзная проблема с набором актёров третьего плана, которые составляют большинство труппы.

В послевоенный период Кабуки, подобно другим жанрам средневекового искусства, вернул себе широкого зрителя. Оказалось, что западный и японский театр могут отлично уживаться друг с другом, им для этого вовсе необязательно сливаться или вытеснять друг друга. Правда, сегодня Кабуки воспринимается японской аудиторией совсем не так, как в прежние времена. Былой плебейский театр стал зрелищем изысканным и аристократичным, нуждающимся в подготовленном и образованном зрителе.

Ритуал

Канон Кабуки не менее строг и статичен, чем у театра Но. Знание ритуала и неукоснительное соблюдение всех его регламентаций, в том числе давно утративших первоначальный практический смысл, имеют особое значение: зритель ощущает не только сопричастность искусству, но и сопричастность истории; особая, неповторимая аура эдоской жизни охватывает не только сцену, но и зал, происходит магический провал во времени, причём эффект этот настолько силён, что его чувствует даже иностранец, впервые попавший на подобный спектакль.

В этом театре нет стульев, зрители сидят на дзабутонах (такие плоские подушки для сидения), они сложены в разноцветные стопочки.

Едва войдя в зал Кабуки, зритель сразу попадает в иное историческое измерение. В начале действия раздаётся гулкий перестук деревянных колотушек, и человек в чёрном пробегает по сцене, таща за собой трёхцветный занавес, дизайн которого не менялся триста лет. Декорации поражают сложностью и изобретательностью. От левого края сцены в зал тянется узкий помост ханамити («цветочная дорожка»). Когда-то на него клали подношения и подарки актёрам, позднее ханамити стал использоваться как продолжение сцены, что позволяло вынести действие прямо в зал. Эту особенность Кабуки в 20 веке взяли на вооружение многие европейские театры. Без ханамити немыслим подлинный спектакль Кабуки.

Что даёт такой ход через партер? Он даёт прежде всего дополнительную площадку для игры актёра, да ещё площадку, предоставляющую актёру ряд таких возможностей, каких сцена никогда не может дать.

Ведь находясь на ханамити, он пребывает посреди зрительного зала, он в центре зрительской стихии, он весь перед зрителями целиком. Это очень опасно для актёра, но и очень соблазнительно. Ведь именно тут, в самом зрительном зале, с глазу на глаз с тысячью неизвестных ему людей, готовых сейчас либо зааплодировать ему, либо зашикать, он может развернуть всё своё актёрское искусство, может показать самого себя, своё натренированное тело, своё движение, свой жест, свою мимику. Положение одного против тысячи – без помощи декораций, вещей, рампы, — заставляет его мобилизовать всю свою техническую и эмоциональную мощь.

Наличие ханамити обусловливает и ряд чисто постановочных эффектов. Некоторые эпизоды целиком переносятся на эту тропу. Часто даётся соединённая игра сцены и тропы совместно. Иногда действие планомерно перебрасывается со сцены на тропу и обратно.

Бывают случаи, когда надстраивается и вторая тропа с правой стороны. Тогда мы можем наблюдать интереснейший образец параллельной игры: актёр на левой тропе и актёр на правой играют в строгом ритмическом и пластическом соответствии. Когда же сюда включается ещё и сценическая площадка, перед зрителем предстаёт исключительное по сложности композиции зрелище.

В Кабуки нет настоящих лошадей. Их играют актёры. Когда-то в начале, пытались приспособить для театра настоящих лошадей. Но в один прекрасный день помост провалился. Лошадь испугалась и произошёл переполох. С тех пор лошади не допускаются на подмостки Кабуки.

В Кабуки появилось и другое важное изобретение – вращающаяся сцена (мавари бутаи), впервые опробованная ещё в 1758 году, а в Европе введённая Всеволодом Мейерхольдом, большим поклонником японского театра.

Сцена в Кабуки невысокая и плоская, но при необходимости часть её может подниматься. На специальном двухступенчатом помосте размещаются музыканты и певцы.

Ещё одна особенность – присутствие на сцене людей в чёрном, курого, которые уносят и приносят реквизит, помогают актёрам развязать костюм, но при этом считаются невидимыми. Это – театральные слуги. Также в известных местах спектакля из боковой кулисы выйдет с двумя колотушками в руках человек, одетый в чёрное: присядет тут же на корточки и, внимательно следя за движениями актёров, станет звонко стучать этими колотушками по доске на полу. Это особый сигналист. Он даёт знать зрителям, что сейчас происходит нечто очень важное, очень значительное. С другой стороны, он помогает актёру: своими ударами он даёт такт его движению, его пантомимической игре. Кончится эпизод, и чёрный человек скрывается за кулису.

По обеим сторонам сценической площадки, у самой рампы, несколько наискось устраиваются два портала. Они имеют вид лож, обычно закрытых прозрачной занавесью – решёткой из тонких бамбуковых пластинок. Иногда эти порталы двухъярусные, т.е. ложи располагаются одна над другой. Случается, что занавески-решетки приподняты, и всё, что в этих ложах – прямо перед глазами зрителя. В ложах этих музыканты. А так как музыка в Японии обычно соединяется с пением, то значит и певцы.

Вот в боковой ложе сидит в горделивой и неподвижной позе такой певец; рядом с ним его компаньон, — музыкант, с трёхструнным сямисэном в руках. На сцене какой-нибудь особо значительный эпизод: либо бурный взрыв страстей, либо углубленное переживание, либо многозначительная пауза.

Напряжение действия настолько сильно, что выразительных средств, даваемых одной игрой актёра, недостаточно. И напряжение перекидывается в другую сферу, — в музыку. Звучит дуэт голоса и инструмента: раздаются звуки либо боевой песни, либо героической баллады, либо лирической арии, либо элегической кантилены. Раскрывать действие попутно, давать прелюдию, постлюдию и интерлюдию – таковы многосторонние задачи музыки на сцене Кабуки.

Но и этого мало. Нередко раздаются звуки сямисэна во время самого действия. Они могут быть простым аккомпанементом, могут иметь и другое значение: бряцанье сямисэна образует ритмическую ткань действия, организует его темп, ставит его на музыкальную основу, даёт наконец сигналы актёрам. В Японии говорят: сямисэн – главный режиссёр спектакля. Точней было бы сказать иначе: основное, организующее начало спектакля Кабуки – музыка.

В Кабуки актёры произносят текст нараспев, с соблюдением ритма и часто под музыкальный аккомпанемент. В драмах, заимствованных из Бунраку (театра кукол), есть даже сказитель (таю), описывающий события, произошедшие вне сцены, и чувства персонажей. Владение голосом является искусством не менее сложным, чем бельканто. Актёр должен мастерски владеть двумя исполнительскими манерами – «исторической» (гортанная декламация, используемая в исторических пьесах) и «бытовой» (менее вычурная манера, имитирующая обычный разговор).

В Кабуки, каждому амплуа предписана своя манера исполнения и голосовых модуляций, свой костюм, свой грим.

Татияку – благородный герой, он подразделяется на три типа: 1) дзицугото – мудрец 2) арагото – воин 3) вагото – герой-любовник

Злодеи называются катакияку и делятся на «действительных злодеев» (дзицуаку), злодеев-аристократов (кугэаку), коварных соблазнителей (ироаку) и так далее.

Комические персонажи есть двух окрасок – положительной (докэката) и отрицательной (хандокатаки). В спектаклях часто играют дети актёров, с ранних лет привыкшие к жизни на сцене. Их амплуа называется кояку.

Но самое знаменитое амплуа – это оннагата или оямя, женские роли, исполняемые мужчинами. Запрет на участие женщин в Кабуки отменён более ста лет назад, но неоднократные попытки ввести в спектакль традиционного театра актрис поддержки у публики не встречали.

Дело, конечно, и в чисто японской приверженности традициям, но, в ещё большей степени, незыблемость этого диковинного с современной точки зрения амплуа объясняется высоким искусством актёров-оннагата, чья игра, возможно, составляет главное очарование Кабуки. Нередко приходится слышать, что именно оннагата сохранили японский идеал женской красоты и изящества, поскольку реальные японки огрубели и американизировались.

В самом деле, оннагата так умели перевоплотиться в женщину, стать женственнее женщины, что на протяжении веков (ещё до всякой американизации) они были законодателями дамских нарядов, причёсок и т.п. в прежние времена от оннагата требовалось и вне сцены держаться и одеваться по-женски, чтобы не выходить из образа. Это, однако, не мешало актёрам женского амплуа обзаводиться семьями, иначе не возникали бы знаменитые династии оннагата – такие как Накамура Утаэмон или Оноэ Байко.

Роли оннагата отражают весь спектр женских амплуа, во многом совпадающий с классификацией женских кукол в Бунраку: есть и инженю (мусумэката), и злодейка (акуфу), целых две роковых женщины – высокого происхождения (акахимэ) и низкого (кэйсэй), старухи, купчихи, верные и неверные жёны, воительницы.

Каждому амплуа в Кабуки соответствует определённый грим кумадори, который за минувшие века тоже превратился в настоящее искусство. Кумадори даёт ключ к сути персонажа, ибо накладывается не произвольно, а опять-таки по канону. Особенность мужского грима – нанесение на лицо цветных линий, каждая из которых имеет особый смысл.

Например, красный цвет свидетельствует о храбрости, доброте и страстности натуры, а синий – о злобности и трусливости, иногда о сверхъестественном происхождении. Оннагата забеляют лицо и руки, после чего используют грим, мало отличающегося от обычного театрального, разве что по западным меркам несколько утрированный. В целом женские персонажи, несмотря на то что их играют мужчины, выглядят на сцене гораздо реалистичнее, чем мужские.

Арсенал сценических приёмов Кабуки весьма богат, но не допускает никаких новшеств. Приёмы, как и в Но, называются ката («форма», «поза», все они отрабатывались на протяжении многих поколений. Драмы действия непременно имеют один или несколько эпизодов с татимавари – стилизованной схваткой, где каждое движение сражающихся напоминает сложный балет.

Актёр должен уметь фехтовать и владеть акробатическим искусством. Особенно впечатляет томбогаэри – сальто в прыжке. Моментальное изменение облика героя достигается с помощью хикинуки – молниеносного сдёргивания костюма, под которым оказывается другой костюм.

Но больше всего зрители любят миэ – фиксирование позы в кульминационный момент действия или при первом появлении важного персонажа. Это своего рода стоп-кадр, дающий залу возможность насладиться эффектом и сполна выразить свой восторг. Иногда миэ бывает многофигурным.

Кабуки – это целый мир со своими законами, суевериями и предрассудками, власть которых распространяется и за пределы сцены. В труппе сформировалась сложная иерархия званий, несколько напоминающая советский театр с «заслуженными» артистами разных рангов.

Во главе труппы стоял дзагасира («глава театра»), дальше – по убывающей – шли: муруй («несравненный»), сингоку-дзёдзё-кити («действительно лучший из хороших»), дайдзёдзё-кити («большой лучший из хороших»), кодзёдзё-кити («малый лучший из хороших»), просто дзёдзё-кити («лучший из хороших»). Просто «лучшие из хороших», актёры седьмого ранга, составляли многочисленное, но отнюдь не последнее звено в иерархии.

Многие обычаи живы и поныне – например, забавный штраф, налагаемый на актёра, который совершил на сцене какой-нибудь промах. Провинившийся должен угостить каждого актёра, кто был занят в эпизоде, миской лапши. Если сцена была большой, штраф получается нешуточным.

История Яоя Осити и Кабуки

В старину бытовала поговорка: «Пожары и драки — цветы Эдо». Действительно, огонь часто опустошал город, практически полностью построенный из дерева. Театры Кабуки тоже временами горели в пожарах. Накамура-дза и Итимура-дза погорели в 1681 и 1684 году, а также пострадали при «Великом пожаре годов Тэнна» (1683), который унёс жизни более 3500 человек. Этот пожар, который называют ещё «пожаром Осити», приобрёл особенную известность благодаря тому, что описан в произведении Ихары Сайкаку «Пять женщин, предавшихся любви». Вкратце история звучит следующим образом.

Шестнадцатилетняя девушка Осити, дочь хозяина овощной лавки, была вынуждена вместе с семьёй жить при одном из храмов, поскольку их дом сгорел в «Великом пожаре годов Тэнна». Там она познакомилась с храмовым слугой и влюбилась в него. Когда семья зеленщика переехала в отстроенный дом, Осити тосковала по возлюбленному и в надежде, что очередной пожар позволит им встретиться вновь, подожгла собственный дом. Пожар удалось потушить, а Осити приговорили к смерти через сожжение и казнили в Судзугамори (нынешний токийский район Синагава). Поэтому пожар 1683 года иногда называют «пожаром Осити», и её история послужила основой для пьесы Кабуки.

Зарубежные гастроли кабуки

Первые зарубежные гастроли кабуки прошли в 1928 году в Советском Союзе[39][22]. Труппу, включившую 19 актёров, 8 музыкантов и 8 человек вспомогательного персонала, возглавил Итикава Садандзи II[39]. Коллектив привёз с собой три программы[комм 2]; представления прошли в Москве и Ленинграде[40] и имели у советских зрителей большой успех[39]. Участники гастролей имели возможность познакомиться со спектаклями московских театров и общались с советскими театральными деятелями[41]}[42].

Итикава Садандзи II и Сергей Эйзенштейн (фотография 1928 года)

В книге 1966 года «Хоо кабуки соно кироку то ханкё» (яп. 訪欧歌舞伎 : その記錄と反響, букв. «Поездка кабуки в Европу. Заметки и отклики») руководство отмечало роль Советского Союза в выходе кабуки на международную арену, а также то, что «всемирно известный советский режиссёр Станиславский и творец теории киномонтажа Эйзенштейн и другие советские деятели искусства первыми очень высоко оценили кабуки»[43][44]. По словам Сергея Эйзенштейна, «японец рассматривает каждый театральный аспект не как несоизмеримую единицу различных категорий воздействия (на разные органы чувств), а как единицу театра. <�…> В кабуки мы действительно „слышим движение“ и „видим звук“»[45][46].

Следующий крупный тур состоялся в 1955 году: труппа, возглавляемая Итикавой Энносукэ II, дала представления в Китае[47]. Начиная с 1960 года, когда театр кабуки впервые посетил США, его зарубежные гастроли стали носить частый характер[41][47]. Японский театровед Тосио Каватакэ[ja], сопровождавший театр во время зарубежных гастролей, писал: «Реакция зарубежной публики <�…> доказала, что широкий зритель, который, вероятно, считал, будто привлекательность кабуки заключается в экзотических костюмах и красивых танцах, понял, что кабуки — высокое театральное искусство. Несмотря на различие в языке, необычность костюмов и прочее, подлинное искусство трогает людей всегда и всюду. Театр кабуки доказал, что его искусство именно таково»[41].

Во второй раз театр кабуки посетил СССР в 1961 году; представления снова состоялись в Москве и Ленинграде. В труппу вошло 28 актёров, 22 музыканта и ещё 22 человека вспомогательного персонала[48]. В программу было включено пять пьес — «Рэндзиси» и «Мусумэ Додзёдзи» (танцевальные пьесы, заимствованные из театра но

), «Сюнкан» (историческая пьеса из репертуара театра дзёрури), «Кагэцурубэ» (бытовая драма с пышным оформлением) и «Наруками» (пьеса со сказочным сюжетом)[48].

Поскольку длительность спектакля театра кабуки в два раза больше длительности спектакля русского театра, перед организаторами гастролей и актёрами стояла задача уместить традиционную программу кабуки в определённый лимит времени[50]. Первоначально руководители труппы хотели разделить программу и показывать её отдельными частями, и хотя такой вариант был бы для членов труппы самым простым и лёгким вариантом, они его отвергли. Каватакэ Тосио назвал причиной такого решения желание «показать настоящий театр кабуки, а не кабуки, приспособленный для иностранцев».

Выходом из ситуации стало сокращение пьес: актёры снова и снова проигрывали их на репетициях, исключая тот или иной эпизод. На выступлениях ежедневно вёлся строгий хронометраж длительности представления. Так, хронометраж представлений в первый день в Москве и в последний день в Ленинграде составил 2 часа 50 минут при том, что в первом случае демонстрировалось четыре пьесы (не игралась «Наруками»), а во втором — пять[49].

Театр, переживший землетрясение и войну

Начались реформы периода Мэйдзи, Эдо был переименован в Токио, «Восточную столицу», и в 1889 году в квартале Кобикитё был построен огромный новый театр — Кабуки-дза. За 120 лет, прошедших с того времени, он пережил немало потрясений. В 1921 году пожар, возникший от короткого замыкания, причинил зданию серьёзный ущерб, а через два года, в 1923 году, в разгар строительных работ по восстановлению театра случилось Великое землетрясение Канто, из-за которого выгорел деревянный интерьер театра, и работы пришлось приостановить. Во время воздушных атак войск союзников в 1945 году он вновь полностью сгорел.

Таким образом, Кабуки-дза стал в буквальном смысле «драматическим» театром — там играли драматические пьесы, и он сам пережил несколько драм. Вместе с тем, его история — это также история восстановления и обновления.

Второй вариант театрального здания Кабуки-дза (фото предоставлено компанией Сётику)

Грим

Грим кумадори
Специфическим методом гримирования в театре кабуки является кумадори (яп. 隈取, букв. «нанесение полос на лицо»[33]). По одной из версий, кумадори был создан под влиянием китайского театра, поскольку он похож на образцы грима ляньпу[34]. Кумадори особенно широкое распространение получил в театральном мире периода Эдо[35].

Сначала волосы актёра завязываются специальной шёлковой материей, затем актёр наносит белила на переднюю часть шеи и лицо, кисточкой наносит краску на губы и брови, подкрашивает глаза, следом слой белил наносится на руки и ноги, гримёр накладывает белила на затылок, после этого актёру на голову надевают парик. Затем актёра облачают в театральный костюм (нижнее и верхнее кимоно), поверх завязывают пояс оби, и в таком виде перед выходом на сцену актёр последний раз проверяет и подправляет грим[35].

На нанесение грима актёрами-оннагата затрачивается немало сил. Обычно перед тем, как на актёра надевается парик, на его лбу разглаживают морщины и подтягивают вбок кверху кожу у наружного края глаз, такой приём называется «мэцури». В истории театра бывали случаи, когда актёры, жертвуя своим здоровьем, наносили грим даже на глаза (для создания эффекта налившихся кровью глаз) и язык (в некоторых пьесах существуют сцены, когда актёр должен широко раскрыть рот и высунуть свой язык). Некоторые актёры погибали от отравления свинцом, поскольку использовали ядовитые свинцовые белила, обладавшие лучшими на тот момент кроющими свойствами[36].

По цвету кумадори разделяется на три большие группы: красный оттенок символизирует справедливость, смелость и сверхчеловеческую силу, а фиолетово-синий — страх и скрытую злобу. Также существуют специальные расцветки грима фудукома и кумадори для отображения животных[37]. В некоторых случаях грим актёра меняется прямо на сцене во время пьесы: актёр может незаметно для зрителя нанести на себя линии кумадори[38].

Японский театр Ёсэ

Разумеется, юмор не мог обойти стороной театр Японии, поэтому и был создан театр Ёсэ. Это камерный театр с комедийными представлениями, в основном, представленные жанром ракуго — рассказами со смешной концовкой, собранными из анекдотов по всей стране. Тематика ничем не ограничивалась, поэтому в этих анекдотах можно услышать забавные ситуации из политики, истории, быта, правда, старых времен. Именно поэтому современные ракугока, исполнитель жанра ракуго, часто пишут собственные сатирические рассказы…

Фото с сайта viewout.ru

Кроме ракуго были и другие популярные жанры Ёсэ, например, мандзай, диалоги с юмором, берущие начало из представлений по случаю нового года. Этот вид юмора был самым популярным в театре Ёсэ, после того, как с 1930-х годов артисты стали одеваться на европейский манер. А с развитием телевидения он прочно закрепился в различных шоу, включив в себя множество различных элементов из других областей юмора. Кроме того, в театре Ёсэ традиционно дают представления артисты жанров кодан (художественное чтение) и нанивабуси (особый способ рассказывать баллады). В перерывах между основными выступлениями всегда показывают фокусы или искусство вырезания из бумаги силуэтов.

Посмотреть спектакли театра Ёсэ (и других направлений японского театра) можно в Токио, в Национальном Японском Театре:

Японский театр Но

Маски в культуре Японии имеют не последнюю роль, вот и в 14 веке они стали основой театрального-музыкального искусства с кратким именем Но. За долгие века и до наших дней Но стал серьезной составляющей традиционной культуры Японии. Масок в этом театре всего около 200, каждая из них может выполнять самые разные роли, диктуемые контекстом пьесы. В большинстве своем, маски сделаны с «безразличным выражением лица», хотя есть и яркие, эмоциональные маски, например, демоническая маска Хання. Основное мастерство актеров театра — создавать на масках игрой тени и света при наклоне головы самые разные эмоции, соответствующие зачастую вычурным движениям и характерной музыкальной составляющей. В целом, во всей актерской игре в театре Но, король действия — жест актера…

А в итоге, вкупе с игрой «эмоций» на маске вы получаете чистое представление об эмоциях героев! Театр этот построен на образах и воображении зрителя: несколько шагов по сцене под определенные напевы хора вполне могут оказаться долгими годами странствий, а страстный активный танец — переживаниями в душе героя! Главное действующее лицо каждой пьесы, Сётэ, рассказывает нам под традиционный музыкальный аккомпанемент истории из жизни богов, духов, героев, властителей. Часто рассказываются истории возникновения городов или храмов. Пьесы длятся от 3 до 5 часов, с несколькими антрактами. В них показывают короткие зарисовки в стиле Кёген, родственном театру Но…

Фото с сайта concepture.club